Содержание |
Персоны (1)
Сотрудники компании, известные TAdviser. Добавить персону можно здесь.ФИО | Город | Должность |
---|---|---|
Амзин Александр Анатольевич | Москва |
2023: Роскомнадзор ограничил в России доступ к сайту издания
В феврале 2023 г Роскомнадзор ограничил в РФ доступ к сайту интернет-издания The Bell.
2019: Финансирование от Михаила Прохорова
В феврале 2019 года телеграм-канал "Незыгарь" сообщал, что Михаил Прохоров финансирует The Bell.
2017: Конфликт Осетинской с одним из соучредителей
В июле 2018 года бывший менеджер The Bell Павел Миледин рассказал на своей странице в Яндекс.Дзене о начале работы в компании и о конфликте с основателем издания Елизаветой Осетинской из-за доли в проекте.
«Для меня изменение изначальных договоренности на фоне всего происходящего, послужило основанием для ухода из The Bell», — пишет Миледин. |
Осетинская отреагировала на пост экс-сотрудника издания в Facebook. По ее словам, «это попытка нанести вред репутации проекта — все обязательства перед Павлом были выполнены».Метавселенная ВДНХ
Ниже приводятся выдержки из публикации Миледина[1]:
На весну 2017 года денег на все наши идеи не было. И было неясно, есть ли в этом продукт или нет. Где-то весной Осетинская предложила в рамках свойственных всем стартапам экспериментов попробовать это обкатать в виде рассылки. Так и возникла рассылка The Bell – якобы студенческий эксперимент, затянувшийся более чем на год. Мы запустили рассылку в начале мая 2017 г.
Весной, еще до запуска рассылки, мы начали разговаривать о том, кто станет кофаундером проекта. Мы все (без Осетинской) встретились в «Венской кофейне» на Третьяковке, чтобы ответить для себя на вопрос: «кофаундер ты или нет». Прыгать без парашюта в эту историю согласились трое, один обещал подумать, трое отказались. Так и вышло, что сооснователями проекта стало всего четыре человека:
На последовавших за этим переговорах оставшихся членов концессии Елизавета предложила разделить доли в проекте на четверых. Так, чтобы у нас была мотивация развивать его и дальше. Я помню, что сказал что-то вроде: Лиза ты все это придумала, ты можешь забрать себе все 100%. На что был ответ: Нет, так вы будете недостаточно мотивированы. Где-то в апреле или мае мы договорились о том, что у Осетинской будет 50%, а у меня, Иры и Пети – по 15% долей в проекте у каждого. Оставшиеся 5% были предложены тому члену команды, который обещал подумать. Но он в итоге тоже отказался, и эти 5% по умолчанию остались болтаться как резерв. По акционерным долям в итоге договорились так: 1) Осетинская – 50%, Малкова – 15%, Мироненко – 15%, я -15%, резерв – 5% 2) Вестинг на 4 года (схема постепенного получения долей). Это значит, что каждый год кофаундеру записывается ¼ закрепленного за ним пакета. 3) Клифф на 1 год. Мы договорились, что тот, кто выйдет из проекта в течение первого года, не получает ничего. К июлю 2017 года ситуация складывалась так, что медлить с выходом в наш проект было уже нельзя - и мы вышли. И да! Мы совершили эту классическую ошибку. Мы не подписали соглашение на бумаге до выхода в проект. Все это было на словах. Это критически повлияло на дальнейшие события. Прежде важная ремарка: 1 августа 2017 года я подписал трудовой договор с компанией нашего издания, по которому не могу разглашать никакие подробности ее деятельности, бизнес-показателей, имен партнеров и т.д. Но, это соглашение относится к моему статусу сотрудника. Оно, не касаются статуса кофаундера и акционерных договоренностей. Тем более, эти договоренности были достигнуты еще до создания самой компании. Поэтому позволю себе рассказать в общих чертах то, что происходило дальше. При старте мы как совладельцы предприятия распределили роли так:
Почти сразу после выхода в проект Осетинская предприняла первую попытку поменять распределение долей. В частности, речь шла о том, что (чисто теоретически) мы можем привлечь в проект сильного издателя, и тогда было бы неплохо предложить ему долю. И ее мы должны бы выделить из своих. Ближе к осени мы не знали подробностей, которые обычно доступны совладельцам – финансирования, бизнес-планирования, состояние средств на счетах, не были в курсе деталей параллельных видео-проектов и т.д. Мне стало очевидно, что эта история не про партнерство, а про что-то иное. Разговоры про акционерное соглашение возникали с лета неоднократно, но по сути никаких шагов к его подписанию Елизавета не сделала. История затягивалась. В итоге команда (Ира, Петя и я) в декабре 2017 года предложила ей все-же начать оформление наших договоренностей по долям на бумаге. В ответ мы получили фактически отзыв данных обещаний. Нам было сказано, что Осетинская оценивает свой вклад в The Bell 75%-80% и хотела бы именно это количество акций. Мы не получили внятного ответа на вопрос, с чем связано это желание. Не было, по словам Елизаветы, никакого нового инвестора, нового члена команды или чего-то существенного, предполагающего изменение базового соглашения. Ответ звучал как «хочу и все». Несмотря на это, мы предложили варианты, которые учли бы ее интересы, но позволили сохранить распределение в виде 50/15/15/15. К сожалению, они ее не устроили. Важные детали: никто из акционеров своих денег в проект не вкладывал. И да, мы как кофаундеры получали зарплату. Это, в общем, считается нормальным. Для меня изменение изначальных договоренности на фоне всего происходящего, послужило основанием для ухода из The Bell. Ира Малкова и Петя Мироненко заняли менее жесткую позицию и, в результате, остались. Если говорить просто, Ира и Петя приняли новое предложение и стали работать с Осетинской исходя из новой реальности, а я – нет. Как распределились доли после этого, я не знаю, но предполагаю, что мой выход позволил Ире и Пете сохранить свой статус – по 15%. Доля Осетинской как бы увеличилась до 70%. За счет прав на мои 15% и за счет тех 5%, что болтались в резерве. Но так как мы никаких бумаг не подписывали, с юридической точки зрения ничего этого не было в принципе. По крайней мере так теперь утверждает Осетинская. Я не знаю, подписали ли в итоге Петя и Ира акционерный договор. После моего ухода из The Bell, я предложил Осетинской выделить мне долю в размере около 5% исходя из того, что все прежние договоренности (распределение долей, вестинг и клифф) не действуют, а я участвовал в проекте в той или иной форме с октября 2016 года. Ну или компенсировать мне мою долю деньгами. Понимания эта позиция не нашла. Полугодовые попытки переговоров успехом не увенчались. Зато The Bell нанял адвоката, который звонит мне периодически и рассказывает про риски разглашения информации. Теперь, возможно, у него прибавится работы. Я считаю, что мы в деловых медиа всегда боролись за честный и чистый бизнес. На этом построены The Bell и проект «Русские Норм». Выяснилось, что не совсем «норм», точнее даже совсем не «норм». На мой взгляд, это обычное «кидалово». Если журналисты, которые пропагандируют определенные ценности, сами не в состоянии вести дела в соответствии с заявленными принципами, это должны знать читатели и партнеры издания. |
2016: Осетинская и выходцы из РБК придумывают модель издания
Из воспоминаний Павла Миледина, одного из разработчиков The Bell в момент запуска[1]:
Я хотел бы рассказать вам полезную, поучительную и немного грустную историю про The Bell, бизнес, работу команды и отношения людей. Итак, устраивайтесь поудобнее, запасайтесь попкорном и слушайте.
Разрабатывать идею The Bell мы начали в октябре 2016 года с подачи Елизаветы Осетинской, которая тогда училась в Стенфорде. Собралась группа выходцев из РБК – Осетинская и еще семь человек, которых она пригласила поучаствовать в проекте. В нее входили главред Republic Ира Малкова, ее заместитель Петя Мироненко и я, работавший тогда в РБК. По инициативе Осетинской мы использовали для создания нового медиа метод «дизайн мышления». Это, если совсем просто, глубинные интервью с целью понять, что нужно аудитории и сформулировать продукт. Мы провели около 20 интервью с потенциальными читателями и придумали основную идею нового делового медиа: «Мост между Россией и Западом». По этому поводу даже думали в шутку назвать его «Медиа-мост». Чуть позже появилось четыре основных темы, развивающие эту идею в практическую плоскость:
Мы долго думали над названием. Каких идей тут только не было. Начиная от Bridge и заканчивая Iskra. «Колокол» предложила Осетинская. Помню, нам показалось это очень сильным. Петя пошел читать репринт старого «Колокола», а я – крутил песню «Время колокольчиков» в исполнении «Калинова моста» (Башлачева что-то сложно много слушать). В общем, в итоге так и решили – The Bell. В феврале 2017 года мы уже рисовали первые наброски дизайна и прототипа с названием по-русски: «Колокол». От русской транскрипции потом решили отказаться, чтобы не вызывать слишком уж прямых ассоциаций, да и цвета поменяли. |